Зерна отольются в пули - Страница 74

В Маньчжурии не обошлось без экстремистов, пытавшихся напомнить о четырех веках, в течении которых все ханьцы были вынуждены заплетать волосы в знак покорности перед маньчжурами, но… Слишком давно Сунь Ятсен отрезал свою косу, да и вообще, для размышлений о военном походе на юг и возврате времен империи Цин нужно было напрочь оторваться от действительности.

Однако националистическая в сущности идея независимой Маньчжурии была более чем популярна как в народе, так и среди партийных функционеров среднего уровня. Поэтому реалисты раздумывали не слишком долго, их ни грамма не пугали сложности «пути в социализм» соседней Монголии. Допущенные там «перегибы» казались сущей мелочью по сравнению с авантюрами Великого Кормчего. Лидером «нового курса» стал первый секретарь ЦК КПК ключевой провинции Ляонин Хуан Хоцин. Бывший студент Коммунистического университета трудящихся Востока не забыл старых друзей и лекции товарища Сталина. Тайные переговоры в Благовещенске подтвердили самые смелые надежды, Москва, уставшая от взбрыков Мао Цзедуна, была совсем не против образования еще одного независимого государства вблизи своих границ. Более того, в обмен на аренду злосчастной, и никому кроме СССР не нужной КВЖД, в Кремле легко пообещали спешно организованной коммунистической партии Маньчжурии продовольствие, оружие, боеприпасы, и даже помощь военных советников.

С границами новой страны тоже проблем не возникло, ведь в недавней истории у манчьжуров было свое государство Манчьжоу-Го, и при всей его «марионеточности» оно даже успело получить кое-какое мировое признание, в том числе – от СССР. Осталось только поместить на красное полотнище флага желтый пятилепестковый цветок старого герба, и стряхнуть пыль с бумаг.

Кан Шен отреагировал на возникновение нового государства удивительно спокойно. Первый запал прошел, и опытный интриган прекрасно понимал – без помощи СССР разбить готовящуюся к очередному «Северному походу» армию Линь Бяо невозможно. Тем более официальная позиция Москвы оставляла простор для маневра – поддержка Манчьжурской Народной Республики объяснялась «спасеним хотя бы прогрессивной части коммунистического движения в Азии», к которому, безусловно, могут примкнуть все «здоровые силы компартии Китая». В конце концов, писала «Правда», СССР состоит из пятнадцати национальных республик, и это нисколько не мешает гражданам жить и трудиться на благо всей страны.

Больше всех образование МжНР разозлило по-прежнему считающего себя правителем всего Китая Чан Кайши. Но патроны из Вашингтона не собирались вмешиваться в ситуацию – большой, единый, и владеющий ядерным оружием Китай успел напугать слишком многих в мире. Да и вообще, и без Маньчжурии слишком многое и слишком быстро менялось на просторах Поднебесной империи.

Не просто складывалась ситуация и на западной окраине КНР. После смерти Мао Цзедуна давно возглавляющий Комитет КПК Синцзян-Уйгурской автономной республики «прагматик» Ван Эньмао, бывший заместитель комиссара Нанкинского ВО, оказался в жестоких тисках национального вопроса. Если называть вещи своими именами, то 250-тысячный корпус НОАК на территории Уйгурии был армией оккупационной, а партийно-хозяйственные руководители – инородцами-захватчиками. Более того, китайцы и уйгуры ненавидели друг друга настолько сильно, что для них приходилось устраивать отдельные цеха, магазины, столовые. Многочисленные казахи, киргизы и джунгары только добавляли проблем. Даже организаций хунвейбинов в СУАР было целых три!

Таким образом не только власть, но и сама жизнь товарища Вана была привязана к размещенным в Урумчи частям НОАК. Это, кроме прочего, означало, что без поддержки центральной власти продержаться не получится, и уж совсем нельзя помыслить о самостоятельности или, упаси Будда, независимости подобно Маньчжурии. Осталось только понять, кому из лидеров подчиняться… Пекин и Гуанчжоу практически на равных правах претендовали на роль столицы единого Китая. И ни тот, ни другой, не могли обеспечить снабжение корпуса продовольствием и боеприпасами, в то время как местные ресурсы приходилось получать едва ли не с боем. Скоро раскиданным по Синцзяну гарнизонам пришлось экономить буквально каждый патрон и литр солярки.

В то время как на огромном пространстве гор и пустынь фактическими хозяевами стали вожди местных племен, многие из которых ориентировались на СССР еще со времен Восточно-Туркестанской Республики. Не будь корпус НОАК настолько большим по численности, партизанские отряды давно бы гнали ненавистных «ханьцев» к восточным перевалам. Но бороться с более чем внушительной силой без открытой поддержки «с севера»… Дураков среди полевых и племенных командиров не было. Да и предательства опасались всерьез, слишком хорошо многие помнили судьбу правительства Восточно-Туркестанской республики, погибшего в очень странной авиакатастрофе то ли под Иркутском, то ли под Читой.

Колебалась и Москва. По большому счету, контроль над СУАР или «братской Уйгурской республикой» был весьма сомнительным «счастьем». Во-первых, никаких стратегических целей при этом не решалось, весь юг автономии надежно перекрыт горами, а выход на равнины Китая куда проще осуществить через Монголию или Маньчжурию. Во-вторых, бедное, относительно немногочисленное и малообразованное население не могло ничего дать, наоборот, оно требовало помощи. В-третьих, мешало отсутствие железной дороги через Джунгарские ворота, переброска грузов через полтысячи горных километров ставила жирный крест на любом проекте добычи полезных ископаемых, к тому же, такого неисследованного и труднодоступного «добра» в СССР хватало. В-четвертых, выходило «некрасиво» с американцами, на тайных переговорах Шелепин и Брежнев умудрились сами предложить Линдону Джонсону ни в коем случае не вводить войска в КНР. А в таком деле только попробуй нарушить обещание – Вашингтон быстро найдет чем ответить.